В каком древнеегипетском источнике содержится восхваление божественной

Выбрать главу

В целом ряде древнеегипетских мифов в качестве V «владыки справедливости» фигурирует бог Осирис. Наря­ду с этим в одном из мифов, по которому Осирис был убит своим братом, злым богом Сетом, начала добра и справедливости персонифицирует сын Осириса Гор.

По другому древнеегипетскому мифу правду, справед­ливость и правосудие олицетворяет богиня Маат (Ма-ат). Судьи носили изображение этой богини и считались ее жрецами. Божественный характер земной власти (фарао­на, жрецов и чиновников) и официально одобренных пра­вил поведения, в том числе и основных источников тог­дашнего права (обычаев, законов, судебных решений), означал, что все они соответствуют (или должны по свое­му смыслу соответствовать) ма-ат — естественно-божест­венному порядку справедливости. Понятие ма-ат здесь несет по существу ту же смысловую нагрузку, что п по­нятия рта (рита) в Ригведе (священных гимнах индоариев), дао — в древнекитайской мифологии, дике — у древ­них греков, правда — в древнерусском правосознании у (что, в частности, ярко отразилось в названии известно­го источника права «Русская Правда»): речь во всех этих случаях идет о правде-справедливости, которая в естест­венно-правовых концепциях правопонимания стала обо­значаться как естественное (или естественно-божествен­ное) право.

Согласно божественной справедливости (ма-ат), все у» / люди равны по природе и наделены богами равными возможностями; нарушение такого равенства в человеческих отношениях является свидетельством отступления людей от божественного закона. Существенным фактором и мо­тивом, поддерживавшим божественно освященные устои официального порядка (тесно взаимосвязанные между. собой представления о божественной справедливости, правила религиозного ритуала, принятые обычаи и нра­вы, установления властей и судов), был страх перед на­казанием — при жизни или неминуемо после смерти — за те или иные прегрешения или проступки. Этот страх ус­пешнее всего культивировался там, где опирался на стойкую веру в бессмертие души и загробный суд богов.

Описывая нравы и обычаи древних египтян, Геродот (История, II, 37) 5 замечает, что они «самые богобояз­ненные люди из всех». Кроме того, он пишет: «Египтяне также первыми стали учить о бессмертии человеческой души. Когда умирает тело, душа переходит в -другое су­щество, как раз рождающееся в тот момент. Пройдя через (тела) всех земных и морских животных и птиц, она снова вселяется в тело новорожденного ребенка. Это круговра­щение продолжается три тысячи лет. Учение это заимст­вовали некоторые эллины как в древнее время, так и не­давно. Я знаю их имена, но не называю» .

Ожидание суда Осириса — загробного, суда, cocтоявшего из сорока двух судей во главе с Осирисом, перед которым должен предстать и отвечать каждый человек,— было, несомненно, одной из основополагающих идей древ­них египтян, которая накладывала особый отпечаток как на все их правопонимание, так и, шире говоря, вообще на их отношение к запретам и дозволениям.

Из древнеегипетской «Книги мертвых» (ок. XXV— XXIV вв. до н. э.), представлявшей собой собрание ре­лигиозных, моральных и правовых установлений и запре­тов, видно, в частности, какие нарушения не должен был допускать человек, руководствующийся велениями спра­ведливости и рассчитывающий на благосклонность суда Осириса.

Представ перед этим судом, следовало произнести такую клятву: «Итак, вы знаете, владыки истины, что я вам приношу истину, и что я отвращаю от вас всякое зло. Я не делал вероломно зла никакому человеку, я не делал мерзостей в жилище истины, я не прилеплялся ко злу, я не творил зла. Как начальник людей, я не застав­лял работать сверх сил. Мое имя достигло верховной власти, мое имя достигло высших чинов, изобилия и власти. Своими делами я не сделал никого ни робким, ни больным, ни страдальцем, ни несчастным. Я не сде­лал ничего, что оскорбительно богам. Я не позволял господину обижать его раба. Я не заставлял голодать. Я не причинял никому слез. Я никого не убивал. Я ни­когда не приказывал убивать изменнически. Я не лгал ни одному человеку. Я не грабил запасы в храмах. Я не уменьшал яств, посвященных богам. Я не похищал ни хлебов, ни повязок у мумий. Я не прелюбодействовал. Я не совершал гнусного преступления с жрецом моего прихода… Я не уменьшал съестных припасов. Я не на­жимал на гири весов. Я не обманывал и в гирях весов. Я не отнимал молока от рта младенца. Я не истреблял животных на их пастбищах. Я не брал из силков птиц богов. Я не ловил сонной рыбы. Я не спускал воду во время половодья. Я не отводил течения канала. Я не гасил пламени в его час. Я не обманывал богов при их отборных жертвах. Я не сгонял животных с божьих земель. Я не чинил препятствий богу при его выходе. Я чист, чист, чист!!!» 6.

Перечисляемые в приведенной клятве запрещенные поступки по-своему очерчивают смысл и границы тогдашнего понимания справедливости, идею общеобязательно­сти соблюдения ее требований.

Восхваление божественной справедливости как осно­вы земных порядков, законов и правил человеческих взаимоотношений содержится и в ряде других древне­египетских источников, в частности, в «Поучении Птахо-тепа» (Птаххетепа) (XXVIII в. до н. э.), «Поучении гераклеопольского царя своему сыну» (ок. XXII в. до н. э.), и др.7 В «Поучении Птахотепа» подчеркивается естест­венное равенство всех свободных («нет рожденного муд­рым») и обосновывается необходимость соответствия по- -ведения человека принципу ка — своеобразному крите­рию добродетельного и справедливого поведения. В «Поучении гераклеопольского царя» наряду с много­численными восхвалениями богов и божественной власти фараона содержится призыв не делать ничего несправед­ливого и противозаконного, ибо только таким поведени­ем можно добиться милости богов в загробной жизни.

В этом же «Поучении» правитель характеризуется как человек, «творящий правду» и стремящийся к спра­ведливости. Обращаясь к своему сыну-наследнику, автор «Поучения» (царь Ахтой) советует ему: «Возвышай тво­их вельмож, и да делают они твои законы».

Приведенные положения о справедливости и законах отражают воззрения (во многом идеализированные) гос­подствующих кругов древнеегипетского общества, заин­тересованных в изображении существовавших порядков как божественных и справедливых, вечных и неизмен­ных. Действительность, разумеется, была весьма далека от подобных идеализированных представлений. Об этом убедительно свидетельствуют широкие народные выступ­ления против знати. Так, в «Речении Ипусера (Ипуве-ра)» говорится об одном таком движении (ок. 1750 г. до н. э.), в котором приняли участие низы общества и рабы. Описывая гражданскую войну низов против вер­хов, Ипусер, будучи сам вельможей, сетует на происшед­шие «страшные перемены», содеянные «беззаконниками». Ипусер с горестью упоминает, в частности, о том, что судебные палаты были разграблены и разрушены, а хранящиеся в них свитки законов выброшены на улицу и растоптаны.

Такое противоположное отношение к законам со сто­роны знати и восставших низов весьма характерно: то, что для одних представляло справедливость и порядок, для других было олицетворением ненавистного строя.

Скептицизм и критичность в отношении господство­вавших представлений о справедливости отчетливо про­являются в «Беседе разочарованного со своей душой» (ок. XXII—XXI вв. до н. э.), в которой рисуется яркая картина господства зла и насилия в отношениях между людьми и делается такой вывод: «ныне везде и всюду зло и несправедливость».

Господствовавшие воззрения о должном и справедли­вом порядке опирались на жесткие требования всесиль­ной религиозной идеологии, на освященную божествен­ным авторитетом широкую систему официально канони­зированных запретов, на суровые земные наказания и глубоко внушенный страх перед потусторонним судом.

Мифологически и религиозно окрашенные представ­ления о дозволенном и недозволенном, справедливом и несправедливом существенным образом влияли па источ­ники древнеегипетского права — нормы обычного права, законодательство, административные распоряжения и судебные решения. Правосудие осуществлялось самими должностными лицами, жрецами и чиновниками во гла­ве с фараоном, и зачастую в ходе судебного разбиратель­ства того или иного спорного дела устанавливалась но­вая правовая норма. Упоминание в различных древнееги­петских источниках о свитках законов свидетельствует о развитости законодательства в качестве одного из источ­ников права. Первым среди законодателей Египта обычно называется фараон Менее (III тысячелетие до п. э.), объединивший Верхний и Нижний Египет.

Геродот среди древнеегипетских законодателей назы­вает и фараона Асихиса (ок. 2480 г. до п. э.). «Когда в правление этого царя, как передавали жрецы, деньги почти совершенно исчезли из обращения, в Египте был издан закон, (по которому) разрешалось брать деньги в долг под залог мумии собственного отца. А к этому зако­ну был прибавлен еще вот какой. Заимодавец вступал во владение всей семейной усыпальницей должника, и в случае неуплаты долга должника ожидала вот какая кара: и сам он после кончины лишался погребения в семейном или в каком-либо другом склепе, равно как и его потомки» (Геродот, История, II, 136).

Ряд законодательных актов был принят при Рамзе-се II (XIII в. до и. э.) и Бокхорисе (VIII в. до п. э.). Законами Бокхориса (они занимали 40 свитков) было запрещено долговое рабство. Кроме того, они предусмат­ривали оформление договоров на обычном светском язы­ке, а не посредством особых священных формул, доступ­ных лишь жрецам. Это было существенной вехой на пути десакрализации правовых отношений. Официальная идео­логия, насаждавшая культ личности фараона, стремилась представить его в качестве верховного защитника спра­ведливости, законов и правосудия. Законность восхваля­лась как большое достоинство правления того или иного фараона. Так, Аменхотеп II велел в числе своих заслуг отметить, что он «не нарушал постановлений закона».

Отношение правителей к законам учитывалось и в официозной хронике жрецов о фараонах. Об этом свиде­тельствует, например, Геродот, беседовавший со жреца­ми. «Так вот,—пишет он (История, II, 124),—до време­ни царя Рампспнита, рассказывали далее жрецы, при хороших законах Египет достиг великого процветания. Однако его преемник Хеопс вверг всю страну в пучину бедствий».

Ряд древнеегипетских мифологических, религиозных, этических, правовых и законодательных представлений и положений оказали определенное влияние на воззрения и установления других народов древности. Подобное влияние, в частности, испытали и древние греки, под­держивавшие дружественные связи с египтянами и осве­домленные об их делах. Так, знаменитый афинский рефор­матор и законодатель Солон, отменивший, в частности, долговое рабство среди афинян в 594 г. до н. э., по всей видимости, знал об аналогичных мерах своего египетско­го предшественника Бокхориса. О связях Солона с петскими жрецами, его интересе к установлениям егип­тян и некоторых его заимствованиях из их законодатель­ного опыта упоминает и Геродот. Он пишет: «Амасис также издал вот какое постановление египтянам: каж­дый египтянин должен был ежегодно объявлять прави­телю округа свой доход. А кто этого не сделает и не смо­жет указать никаких законных доходов, тому грозила смертная казнь. Афинянин Солон перенял из Египта этот закон и ввел его в Афинах. Еще и поныне он там сохранился как самый превосходный закон» (История, И, 177).

Подобное влияние правового и законодательного опы­та Древнего Египта на политико-правовую жизнь других народов и, в частности, такого развитого в, духовном от­ношении, как эллины, свидетельствует о несомненных достижениях древних египтян в области правопонимания, законотворчества и правовой культуры в целом.