Какое свойство открыл у кристаллов рене жюст лабиринт

В специальной литературе было высказано немало предположений о происхождении лабиринтов.

Обратившись к семантике слова «лабиринт», востоковед Б.А.Тураев повторил мнение немецкого лингвиста Шпигельберга, предположившего, что слово λαβύρινθος происходит от тронного имени царя Нигмары ( в греческой передаче λαβαρις ). Археолог А.Эванс считал, что слово «лабрис» произошло от двулезвийного бронзового топора культового назначения.

Л.И.Рингбаум считал, что каменные лабиринты служили первоначально местами для игр спортивного или общественного характера и могли быть сооружениями религиозно-ритуального назначения. В поисках подтверждающих аргументов Л.И.Рингбаум обратился к мифу о Дедале, легендарном создателе крито-микенской спиральной орнаментации. Дедал якобы был знаком со шнуровым циркулем. Его племянник Талос изобрел угловой циркуль. Снедаемый зависитью, Дедал убил Талоса и бежал из Афин на Крит. Здесь он построил знаменитый лабиринт, в котором поселился Минотавр – чудовище, рожденное супругой Миноса Пасифией. Миф о Минотавре, по мнению исследователей, был связан с тотемистическими представлениями и напоминал о существовавших в древности человеческих жертвоприношениях. В тринадцатой песне гомеровской «Илиады» Л.И.Рингбаум нашел рассказ о том, что Дедал, в честь Тезея, победившего Минотавра, построил «хорос» («choros») – место для танцев, где спасенные Тезеем юноши и девушки исполнили «танец победы», причем фигуры танца повторяли круги лабиринта. Далее Л.И.Рингбаум сравнил «хорос» с «девичьими танцами» Финляндии. Он пересказал легенду о постройке каменного лабиринта в Утё. Лабиринт был сооружен якобы по приказанию «благородной девицы» и предназначался для игр девушек и юношей, счастливо спасшихся во время бури около Утё.

Э.Краузе привел другой интересный эпизод, взятый им из стихов Аполлона Родосского «Путь аргонавтов» (около 240 г. до н.э.). Поэт рассказал о том, что после двенадцатидневной бури аргонавты получили от морской птицы оракул – искать землю, где они могли бы принести жертву богине Диндамусе, поскольку она «вертит ленту кругом ветра, моря и земли». Аргонавты высадились на сушу и возвели на берегу моря «алтарь из валунов». Самые молодые из аргонавтов прыгали кругом, били мечами по щитам и танцевали в хороводе. После этого буря прекратилась и аргонавты продолжили свое путешествие.

Хореографические элементы ленточного танца Л.И.Рингбаум прослеживал у различных европейских народов. Все они исполнялись, как правило, хороводами (от греч. «choros»). На острове Фер, по свидетельству автора документа, датированного 1669 годом, хороводы водились парами, причем каждая пара была соединена яркой лентой или цветистым платком. Ферский танец очень напоминал один из исландских танцев («hringbrot»), описанный в письменном источнике XVII века. Все танцующие были связаны с собой лентами. В Скандинавии, например, в Норвегии, тоже были распространены хороводы, в которых использовались ленты. Через эти ленты танцующие перепрыгивали, наклонившись к земле. Ленточные танцы проводились и в более южных странах Европы. Например, на Сицилии был весьма популярен танец «ill ballo della cordella», в котором танцующие держали в руках ленты, прикрепленные к столбу. В Верхней Баварии даже в новейшие времена пользовался популярностью танец «Bändtanz», который напоминал описанный выше сицилийский хоровод вокруг столба. Все эти ленточные танцы, описанные Л.И.Рингбаумом, можно сопоставить с игрищами в каменных лабиринтах. Хореографическая режиссура танца заключалась в том, что один из участников стоял в центре лабиринта, а другой – держал в руке второй конец ленты. Танец завершался в тот момент, когда при движении по ходам лабиринта второй танцор подходил вплотную к первому. В танцах могло участвовать и несколько пар одновременно. Танцующих могло быть четырнадцать, и в этом случае, по мнению Л.И.Рингбаума, делосский танец «геранос», зародившийся в Греции, позднее заимствованный северными народами Европы. Гипотеза Л.И.Рингбаума не отрицала культового происхождения лабиринтов. Архаичная подоснова любого хороводного танца носила характер религиозного ритуала. Древние первобытные религиозные представления исчезли, а хороводные танцы остались.

Однако можно ли связывать ленточные хороводы с каменными лабиринтами? Частично, вероятно, можно. Ленточные танцы исполнялись лишь в круглых подковообразных лабиринтах. Их невозможно осуществить ни в односпиральном лабиринте, ни в «почкообразном» лабиринте, ни в кругообразном лабиринте с концентрическо-линейной основой, ни, наконец, в подковообразном лабиринте классического типа, имеющего, как правило, не круглую, а овальную форму. Таким образом, ленточные хороводы невозможно исполнить в подавляющем большинстве каменных лабиринтов Северной Европы.

Некоторые исследователи лабиринтов связывали их с астральным культом. Ближайшие аналогии при этом находились, по их мнению, в спиральной орнаментике бронзового века., Спиральный мотив здесь, возможно, имел отношение к астральному культу, но его генетическая связь с лабиринтным узором устанавливается весьма гипотетически. Многие исследователи связывали изображение лабиринтов среди наскальных рисунков Южной Швеции с солярным культом.

В поисках верного ответа на вопрос о происхождении лабиринтов исследователи обратились к английским мазам. В Уэллсе и Кумберленде пастухи вплоть до середины XIX века вырезали в дерне мазы в виде причудливых лабиринтообразных фигур. Древнейшую постройку такого рода Э.Троллоуп относил к XII веку, истолковав мазы в качестве мест для покаяния грешников.

Мнение Э.Троллоупа продержалось довольно долго, пока в 1922 г. не вышла одна из работ W. H. Matthews, предложившего новую гипотезу. Автор решительно отказался от мнения Э.Троллоупа на том основании, что во Франции, где встречаются церковные лабиринты, отсутствуют мазы, и наоборот, в Англии, где имеются мазы, нет церковных лабиринтов. Отсюда W. H. Matthews сделал вывод о том, что английские мазы не имеют ничего общего с христианской религией. Мазы, по его мнению, были занесены в Англию скандинавами из Дании в XI в.

Церковные лабиринты в Италии и Франции выстраивались в мозаичных полах в виде кругов и меандров. О.Альмгрен опубликовал рисунок колокола из Вестерготланда, на котором были выгравированы изображения лабиринтов. Л.И.Рингбаум опубликовал рисунки лабиринтов некоторых церквей в Финляндии, в том числе известный лабиринт из церкви в Сиббо. В средневековых манускриптах часто встречаются изображения лабиринтов, причем верующие христиане считали, что лабиринтные ходы служили дорогой для кающихся грешников в память крестного пути на Голгофу. Одно из таких изображений помещено на рукописи IX века из Санкт-Галлена. Рисунок лабиринта был сопровожден пояснительной надписью «domus Dedali»,что указывало на легенду о Критском лабиринте. Другое подобное изображение было помещено в рукописи из Фрейсенгера, хранящейся в Мюнхене. В переложении Л.И.Рингбаума рисунок сопровождается латинскими стихами следующего содержания: «Лабиринт – это мир Божий, в нем Бог побеждает Дьявола, охотящегося на души людские, как Тезей с помощью Ариадны противоборствовал с Минотавром». В комментарии одного епископского герба, изображенного в виде лабиринта, приводилось истолкование 1621 года следующего содержания: «Этим епископ хотел символизировать дорогу вечной жизни, вдоль которой милость Божья нас ведет, вложив в наши руки, как нитку Ариадны, свои святые заповеди. Придерживаясь их и следуя за ними, мы можем благополучно выйти из ужасающих ложных путей и избегнуть затруднений сего мира».

Приведенные выдержки свидетельствовали о том, что изображения лабиринтов в средневековых рукописях объяснялись символикой на сюжет древнегреческой легенды о Тезее и его подвиге. Как вспоминал А.А. Спицын, при обсуждении его доклада а понойских лабиринтах в 1900 году в Императорском Русском Археологическом обществе его оппоненты Н.П.Кондаков и Я.И.Смирнов высказали сомнения о связи северных лабиринтов со средневековыми лабиринтами. Соглашаясь с этим, А.А. Спицын, уверенно заявил, что «северные лабиринты, по крайней мере, древнейшие или некоторые, могли иметь и местное происхождение, совершенно не зависимое от церковного…».

Н.Н.Виноградов увидел «местное происхождение» соловецких каменных лабиринтов в культуре предков саамов-лопарей и других финских племен Европейского Севера. Так, например, он ссылался на описание А.И.Шренка, который, описывая жилища «доисторической чуди», писал: «Двери или выходы этих подземных жилищ были низки и все обращены к востоку». Ориентировка выходов из каменных лабиринтов, по мнению Н.Н.Виноградова, всегда была направлена на юг, север и запад и никогда – на восток. Такое расположение входов в землянки делалось с целью затруднить проникновение душ умерших в прежние жилища. «Лабиринт есть священное место, где совершались жертвоприношения для умерших предков, — писал Н.Н.Виноградов. – Лабиринт есть священное место первых финских племен (лопарей). А если это так, то тем самым разрешается вопрос и о назначении кромлехов, стонгенджей («стоунхенджей») и других этого типа сооружений. Все они имели точно такое же религиозное значение». Н.Н.Виноградов установил примерные датировки северных лабиринтов: «На севере Скандинавского полуострова и на территории русской Лапаландии сооружения этого порядка можно отнести значительно ближе к нашей эре, к 6 – 5 – 4 векам до Рождества Христова и даже значительно более позднему времени, в особенности на побережье Белого моря и его островах».

Увлеченный аргументацией Н.Н.Виноградова, А. Я. Брюсов в книге «История Древней Карелии» , отмечал, что «искусственное сооружение большинства этих памятников (каменных куч, курганов, каменных сложений и пр.) не возбуждает сомнения» и что «они имеют только культовое или погребальное значение». В советской (российской) археологической науке долгое время господствовала точка зрения Н.Н. Гуриной о культово-промысловом (культово-рыболовном) характере каменных лабиринтов Беломорья. «Сооружение каменных лабиринтов, — писала она в1948 году, — мы склонны считать продуктом магических верований, связанных с рыболовством. Об этом свидетельствует ряд фактов, устанавливающих сходство структуры лабиринтов с некоторыми рыболовными сооружениями». Далее автор перечислил целый ряд рыболовных сооружений, имевших формальное сходство с каменными лабиринтами – поморские «убеги», североазиатские «котцы», финские рыболовные ловушки, камышовые сооружения изДобруджи, а также отдельные археологические артефакты из неолитических поселений Кирколетта (западное побережье Ладожского озера) и Плеханов Бор на Оке. Однако ни одна из аналогий не давала полного повторения схем каменных лабиринтов. Лишь план ловушки («котца»), описанный Л.П.Сабанеевым, в какой-то степени напоминал мотив лабиринта, но и эта аналогия была далека от безусловного отождествления схемы «котца» со схемой простейшего каменного лабиринта.

Если поиски, предпринятые Н.Н. Гуриной, шли в правильном направлении, то следует продолжить поиски новых аналогий, подтвердивших более бесспорные доказательства. В представлении первобытных охотников и рыбаков Севера лабиринт был местом обрядовых манипуляций и имел более сложную форму, нежели обычная рыболовная ловушка из прутьев.

Реальный мир в разные эпохи первобытной истории со всеми деталями промыслового быта мощно врывался в сферу религиозных представлений. Достаточно сослаться на реализм ориньяко-солютрейского и, частично, мадленского времени: на стенах пещер изображались животные, на которых охотились, и зачастую исследователи находили прямые указания на то, что около рисунков отправлялись определенные обряды охотничьей магии. В то же время известно, что в первобытном искусстве имели место и перломные моменты, связанные с переходом от натуралистичности к условной стилизации. Оставаясь в рамках первобытной религиозности, этот переход предполагал смену более сложного технологического стиля менее сложными стилевыми приемами.

Можно ли рассматоривать лабиринты как произведение искусства? Вероятно, возможно, если признавать за ними культово-религиозное предназначение. В таком случае можно подметить скрытую временем закономерность в истории первобытного изобразительного искусства в виде каменных лабиринтов. Иными словами, следует разработать верную типологию лабиринтов. До тех пор, пока не определены ранние и поздние типы лабиринтов, нет оснований для отождествления их с рыболовными снарядами. Схемы любых лабиринтов имели более сложные реалистические конструкции, чем планы любой из рыболовных ловушек. Таким образом, взгляды Н.Н. Гуриной потребовали детального критического анализа. Затрудняясь установить время появления лабиринтов, она осторожно отнесла их к «началу железа Карелии». Привлекает оригинальность и простота логических построений Н.Н. Гуриной. Именно эта положительная сторона ее гипотезы привлекла внимание Н.М. Мулло, который развил идею Н.Н. Гуриной о промыслово-рыболовецком характере каменных лабиринтов в Беломорье до абсолютного отрицания культово-религиозного значения таких памятников. Н.М. Мулло писал: «Несложные лабиринты типа соловецких имеют полное сходство с такими примитивными сооружениями морского лова, как “убеги”, “вентери” (или “морды”). Поскольку несложные лабиринты – планы “убегов” и “вентерей” – расположены на местах малоподвижной рыбы, где применялись…эти примитивные орудия лова, то надо полагать, древний рыболов на семужьих тонях построил планы тех ловушек, которыми он ловил семгу… Случайно ли такое совпадение общности принципиальной схемы конструкций лабиринтов и морских орудий прибрежного лова? Нет, не случайно, так как лабиринты имели непосредственное отношение к древнему рыболовству. Они служили рыболову моделью-планом для изготовления рыболовных ловушек и обозначали принадлежность лова определенному роду». Обращает на себя внимание, во-первых, примитивная классификация беломорских лабиринтов на «несложные» и «сложные». К первым были отнесены лабиринты «типа соловецких», расположенные «в местах лова мелкой рыбы – сельди и наваги», ко вторым – лабиринты «типа Кандалакшского», встречаемые лишь «близ современных семужьих тоней». Однако такого приблизительного разделения лабиринтов на «сложные» и «несложные» произвести нельзя. Описывая лабиринты в Красной Луде, Н.М. Мулло даже не попытался поискать ближайших аналогий среди финских и соловецких лабиринтов. Краснолудский лабиринт позволил бы автору сделать ценные наблюдения, и результаты исследования не дали бы ему сомнительного права противопоставлять «места семужьего лова» и «места лова соловецкой сельди и наваги». Мнение, что лабиринты могли служить рыболову моделью при изготовлении рыболовных ловушек, были несостоятельными в виду их бездоказательности.

Наивный рационализм Н.М. Мулло носил схематический и упрощенный характер. Он очевиден в следующих его рассуждениях: «Поскольку в Беломорье еще не обнаружено археологических находок древнейших орудий лова семги, то для подтверждения нашего положения о том, что сложные лабиринты – это планы семужьих орудий лова, можно было привлечь “живого свидетеля” (объекта лова) – семгу, путем постановки эксперимента… Семга скажет решающее слово в пользу древнего жителя края, которому приписано столь много различных религиозных и магических верований, при полном умалении его умственных и физических способностей, проявленных им в борьбе за существование в суровых условиях Севера».

Выводами автора взгляды Н.Н. Гуриной доведены до абсурда. Нам лишь остается присоединиться к мнению Н.Н. Гуриной б особом значении северных каменных лабиринтов: «Как бы ни были разноречивы высказывания исследователей в вопросе о назначении лабиринтов, все они, однако, сходятся на том, что данный памятник есть продукт деятельности людей, живших задолго до нас, и связанный с их религиозными представлениями».

(С) А.А. Куратов Каменные лабиринты в сакральном пространстве Русского Севера. Архангельск, Поморский университет 2008